чем нетерпеливее он ждет, тем внезапнее приходит то, чего ждет. Плотников и не заметил, в какой момент лодка возникла прямо перед ними, на середине реки. Совершенно отчетливая и уже близкая, она надвигалась низким бортом, и Алексей испугался: если лодка столкнется с замаскированной машиной, разоблачение разведчиков неминуемо. Двое сидели в лодке, наклонясь к воде; было видно, как шевелятся их руки и расходятся по реке слабые круги. Но еще раньше, пожалуй, он заметил две темные цепочки, убегающие от лодки к берегу, – словно по фосфоресцирующему полотну начертили тушью два ряда вертикальных штришков. С лодки провешивали трассу, и всего вероятнее, то была трасса для танков. Наверняка подводная…
Завести двигатель и обойти лодку, с которой еще не видят надвигающийся «плывун»? Но такая «храбрость», по меньшей мере, глупа – заметят. Выйти на связь и сообщить координаты трассы, если произойдет столкновение? Успеть можно, однако машину все равно расстреляют, а трассу перенесут…
Плотников не успел до конца поверить в безвыходность ситуации, не успел и понять, зачем так резко повернул руль Оганесов, прикованный к перископу, как вдруг ощутил едва уловимую перемену в положении плывущей машины. Он ощутил ее по легкому смещению лодки – она сдвинулась, начала медленно уходить к затемненной границе экрана. Стрежневая струя усилила давление на развернутые поперек течения передние скаты, и этого оказалось достаточно, чтобы машина подставила борт отбойному течению, смещаясь на свободный от вешек плес.
Ай да Оганесов!
Люди в лодке насторожились, прекратив работу. Плотников отчетливо видел их лица: оба смотрели прямо в объектив, и возникло желание зажмуриться, словно мог встретиться с ними взглядом. Один поднял руку, из кулака его вырвался тоненький лучик, метнулся по воде, забегал по островку.
«Стекло!.. – похолодел Плотников. – Если луч попадет на стекло перископа – оно блеснет!..»
– Вы там сдурели?! – раздался с берега резкий окрик. – А ну погасите!
Луч пропал, и молодой смущенный голос ответил из лодки:
– Плывет что-то, товарищ лейтенант.
– Не видите – трясина! Если каждую кочку освещать станем, нас так осветят, что света невзвидим.
Саперы продолжали смотреть на проплывающий островок, они могли бы, пожалуй, достать его шестом, но, видимо, то был не первый на их памяти островок и малопримечательный. Лодка стала удаляться, солдаты в ней снова наклонились к бортам, занявшись работой, уже едва различимые у края светового пятна – машину продолжало разворачивать. Плотников перегнулся к боковому перископу и следил за ними, пока они не растворились во тьме. Облегченно вздохнув, он глянул на экран прибора и увидел близко высокие заросли камыша у низкого берега.
Вот теперь уж точно пронесло…
Гул двигателей на берегу, там, откуда тянулась трасса, заставил Алексея встрепенуться.
До сих пор Алексей опасался, как бы их не прибило к берегу или не затащило на мель – пришлось бы запускать двигатель. Теперь такая остановка была бы подарком судьбы, но рассчитывать на него не приходилось. Делая поворот, река снова ускоряла бег; островок стало уносить от прибрежных зарослей, а у противоположного берега его подхватит отбойное течение.
И вдруг – гул машин!.. Судьба всегда щедра, надо только уметь пользоваться ее щедростью.
– Оганесов! Заводи!..
Солдат вздрогнул от невероятной команды, однако, привыкший к мгновенному повиновению, тотчас нажал стартер. Корпус машины мелко задрожал.
– К камышам! Малым ходом…
Плотников весь обратился в слух. Тягачи на берегу натужно выли моторами, видимо взбираясь на прибрежный увал, гул их далеко разносился по реке, и легкого шума разведмашины нельзя было различить… Гул тягачей уже замирал, когда почувствовался толчок. Оганесов выключил зажигание, и стало слышно, как журчит вода, обтекая броневой корпус и шевеля края плетеных «ковров». До камышей оставалось полтора десятка метров, вода около них слегка бугрилась, шла мелкими, медленными воронками – значит, тут перепад глубин, и колеса машины случайно нашли мель.
Плотников подозвал сержанта.
– Лучше здесь, товарищ старший лейтенант, – зашептал Дегтярев. – В камыши полезем – шума наделаем, да там и скорее засекут. А тут вроде плывун за корягу зацепился. То, что у всех на виду, меньше подозрений вызывает.
– Спасибо, – поблагодарил Алексей. – Готовьте-ка ужин, работка ждет тяжелая…
Приоткрыв люк, он осторожно высунулся из машины. Снаружи было светлее, чем под броней, и Плотников с удовольствием отметил: маскировка не повреждена, лишь край одного из «ковров» завернуло течением и его надо поправить… Сыроватый воздух отдавал свежестью, пахло тиной, сырой рыбой и привядшей травой. Захотелось курить. Возле камышей булькнуло; Плотников тревожно скосил глаза на звук и, заметив след водяных «усов» от головы плывущего зверька, успокоился. Потом долго искал взглядом лодку с саперами, пока не различил ее затушеванный тьмою силуэт возле противоположного берега. Провешивание трассы заканчивалось.
Разведывательная машина стояла в самой вершине излучины и, насколько хватал глаз река просматривалась в обе стороны. «Пожалуй, это та самая позиция, которая важнее храбрости», – не без удовольствия подумал Алексей. Он опустился вниз, плотно задраив люк, приказал зашторить перископы, кроме одного, к которому посадил наблюдателем Оганесова, зажег синий свет. Разведчики кое-как устроились в десантном отделении вокруг сложенных пирамидкой вещмешков, поверх которых была постелена газета, а на ней две вспоротые банки с тушенкой, ложки, ломти черного хлеба, покрытые щедрыми пластами розоватого сала.
– Калорийный ужин, – улыбнулся Плотников. – Начинайте, я чуть позже.
Он извлек из планшета карту, нашел на ней излучину, пометил значком место дозорной машины. Подняв голову, удивленно спросил:
– Вы чего на еду любуетесь? Начинайте же.
Однако никто из разведчиков не шевельнулся.
– Ну хорошо, я сейчас…
Рассчитал и быстро нанес на карту место вероятной переправы танков, застегнул планшет.
– А теперь делай, как я! – И первым взял хлеб.
Чехов налил из термоса кружку дымящегося черного чая, Дегтярев пододвинул ближе к старшему лейтенанту банку с тушенкой. Другую он поставил перед молчаливым, сонным на вид солдатом Молодцовым. Разведчики заулыбались, только Молодцов остался сонно-серьезным. Отхватив крепкими зубами изрядный кус хлеба с салом, он деловито забрал в широкую ладонь увесистую банку тушенки и погрузил в нее ложку на всю глубину «рабочей части». На чай, которым разведчики запивали жирный ужин, Молодцов кинул сонно-пренебрежительный взгляд: стоит ли, мол, добро разбавлять водой?
Был Молодцов высок, жилист и рыж. С длинного веснушчатого лица его редко сходило выражение флегматичного добродушия, маленькие, неопределенного цвета глаза казались всегда сонными. Слыл он великим молчуном и работягой. Избирая Молодцова неизменной мишенью для шуток, а то и злоупотребляя его безотказностью, разведчики любили его и яростно защищали, если кто-то чужой пытался подтрунивать над ним. Да и было за что любить этого парня. Он в минуты вымахивал двухметровой глубины окоп в каменистой земле и, невзирая на то, просили его или нет, брался помогать соседу, делая его работу с тем же отрешенным старанием, что и свою. В тяжелейших марш-бросках, когда молодые солдаты выбивались из сил, а прийти к финишу надо было всем взводом сразу, он на ходу отнимал у отставших вещмешки, скатки, подсумки и, весь обвешанный грузом, тащил под руки впереди строя пару запыленных салажат.
Получал Молодцов полуторную норму котлового довольствия, однако ему обычно перепадала и двойная, и тройная, он не отказывался, съедал все, что перед ним ставили. Разведчики часто вспоминали, как, возвращаясь однажды с полевого занятия, помогли колхозникам сметать сено и те пригласили их на ближайшую бахчу. Дед-сторож прикатил от щедроты три ведерных арбуза. Двух хватило на весь взвод, а третьим завладел Молодцов и управился с ним еще до того, как исчезли два других. Дед беспокойно заерзал – не обкормил ли солдатика, – но сержант украдкой шепнул ему, указывая на загрустившего Молодцова: «Мало, дедушка…» У деда кепчонка слезла на затылок, однако вновь пошел на бахчу. Арбуз, видно, принести побоялся, нашел дыню-скороспелку с ПТУРС величиной, боязливо положил перед солдатом. И лишь когда от дыни остались одни корки, повеселевший Молодцов со вздохом произнес: «Вот и закусили мало-мало, теперь пожевать бы как следует, а?..»
Разведчики еще жевали бутерброды, а ложка Молодцова уже звякнула о дно банки, он заглянул в банку и, вздохнув, с сожалением отставил. Разведчики переглянулись, сержант незаметно положил перед Молодцовым лишний кусок хлеба со шпигом, но тот вроде и не заметил, старательно вытирая ложку.
– У меня в рюкзаке есть колбаса, так что запасы у нас изрядные, – сказал Плотников. – Хотите еще, Молодцов?
– Нет, – впервые подал голос солдат, покачав головой. – С меня будет, спасибо. Я лучше Оганесова подменю, а то спать тянет, когда плотно наешься.
Чехов прыснул. Дегтярев тоже засмеялся, а Плотников подумал про себя: в сон Молодцова сегодня вряд ли потянет даже после двух таких банок…
После ужина рядовой Молодцов отправлялся к своим.
До появления танков на переправе разведчикам не следовало выходить в эфир по основной радиостанции – их сразу засекли бы, – а командир должен получить заранее координаты подводной трассы, чтобы подготовить внезапный удар по ней в нужную минуту. Правда, разведчики прихватили с собой и портативную радиостанцию УКВ, засечь которую почти невозможно, однако надежды на нее мало. Она могла не достать до переднего края, если даже подняться с нею на самый высокий из прибрежных холмов. Прибегнуть к ней Плотников рассчитывал лишь в крайнем случае.
Автомат, трехцветная ракета, скатанный пластиковый мешок для переправы через реку да металлическая плотно закрытая кассета с донесением – вот все, что Молодцов брал с собой.
– Идите левым берегом, – напутствовал Алексей солдата. – Он безопаснее. Реку переплывете там, где она поворачивает на север. Запомните: на север! Тогда на другом берегу сразу попадете к нашим. Воспользуйтесь мешком, он маленький, а держит хорошо… Берегите кассету – это главное. Если задержат – выбросьте, утопите, но так, чтобы в чужие руки она не попала ни при каких обстоятельствах. И сигнальте ракетой. Если вы не пройдете, нам должно быть известно.
Солдат неслышно вылез из люка, скользнул за борт, исчез в прибрежной тени. Плотников прислушался, но не уловил ни всплеска, ни шороха камышей, ни звука шагов на берегу. «Лихо пошел Молодцов, весь путь бы так…»
Еще через четверть часа Плотников остался в машине вдвоем с Оганесовым. Он считал: нужно провести разведку на ближнем берегу – могло ведь случиться и так, что им придется просидеть в своем «укрытии» не только ночь, но и день, а потому не хотел оставаться в неведении. Посылая сержанта, предложил ему взять с собой Чехова.
По-прежнему пустынна река, и вряд ли переправа начнется глубокой ночью, но нельзя спускать глаз с воды. Чего не бывает! Оганесов тоже у перископа сидит, следя, не вспыхнет ли в небе ракета – тревожный сигнал Молодцова. Не хочется думать об этом, а следить надо…
Становится знобко не то от бессонницы, не то от сырости – двигатель успел остыть. А все же сон подкрадывается, как опытный диверсант. Прогоняешь, а он подкрался с другой стороны: вспоминается как чудо, как недосягаемая мечта жестковатая холостяцкая постель…
Где только не спал Плотников! В кузове грузовой машины на полном ходу. На днище грохочущего по бездорожью танка. Сладко дремлется на широкой танковой трансмиссии, если едешь десантником. Особенно в холод и слякоть. Упрешься спиной в башню, положишь мокрые, оледенелые ноги на горячее жалюзи, из-под которого обдувает тебя жарким ветром, и так уютно, словно вернулся в детство, на деревенскую теплую печку, прижался к теплой трубе и слушаешь материнские сказки. Качает танк на ухабах, а тебе чудится: это злая буря качает ковер-самолет, на котором летишь навстречу красивым и страшным чудесам… Но слаще всего спится в жаркий день в поле или в лесу. Разбросишь руки во всю ширь, и трава растет меж пальцев, щекочет лицо и шею, бегают по горячему телу муравьи, а ты спишь, все слышишь и чувствуешь, как земля высасывает из тебя усталость. По первой команде вскакиваешь упругий и свежий, налитый силой.
Став офицером, Плотников уже не спал на маршах. И на привалах в последнее время спать тоже не приходится. Когда солдаты отдыхают, у политработника больше всего хлопот…
– Оганесов, не спишь?
– Зачем спрашивать, товарищ старший лейтенант? – обиженно отозвался водитель. – Как можно спать, когда нельзя спать?
– Прости, Оганесов. Меня вот разморило, решил голос подать.
– Меня тоже маленько качает, товарищ старший лейтенант. Да вы не бойтесь, Оганесов привычный. Вы бы поспали.
– Нельзя, Оганесов. Нельзя нам спать…
Часовая стрелка подкралась к цифре 2, глухая тишина стоит над рекой, слышно лишь, как тихо бормочет вода за броней, и кажется, бесконечно плывешь куда-то посреди спящего китового стада – черных прибрежных холмов.
* * *
Тьма внезапно отпрянула от перископа, и, еще до того как Оганесов выпалил: «Ракета, товарищ старший лейтенант!» – Алексей резко крутанул прибор назад. Яркая звезда всходила по крутой дуге над самой рекой, километрах в двух от разведчиков. «Не та!» – облегченно подумал Плотников. Достигнув вершины дуги, звезда внезапно раскололась на три разноцветные искры…
* * *
…Соскользнув с брони в реку, Молодцов сразу почувствовал: вода теплее ночного воздуха. Так бывает в августе. Сначала Молодцов решил проплыть до края камышей, чтобы бесшумно выйти на берег, а там выжать одежду и темными прибрежными низинами отправиться в путь. Но чем дальше он плыл, тем меньше хотелось ему выбираться из воды. Только почему он должен выбираться?
1 2 3 4 5 6