Джэксон атакует. Очень бурно и, я бы сказал, нерасчетливо. Зачем столько пыла и даже злости? Молодость, как правило, не умеет смирять свой темперамент, подчинять чувства разуму. Это приходит с годами, когда накапливается опыт.
Бой обостряется! Таунсенд принял темп и вступил в обмен ударами. Оба противника осыпают друг друга сериями отработанных ударов. Черные перчатки мелькают как молнии. Но что это? Чемпион снова стал отступать? Неужели он отдал инициативу в руки Сиднею? Думаю, что нет. Он просто уступает его темпераменту, дает возможность почувствовать успех и обольститься этим. О, Таунсенд умеет усыпить бдительность! Так и сейчас, он дает своему молодому сопернику вымахаться, растратить пыл и энергию. Обычная тактика тех, кто умеет рассчитывать свои силы и не обманываться в своих возможностях!
Джэксон прекрасен! Он весь горит, увлечен и вдохновлен поединком. Но хватит ли у него энергии, чтобы выдержать до конца? Слишком нерасчетливая растрата. Ведь многие удары не доходят до цели, бьют воздух. Однако те, что доходят, бесспорно, приносят неприятности Харвею. Особенно удары по корпусу. Они подрывают боеспособность и сбивают дыхание.
Джэксон добился своего: он заставил Харвея принять ближний бой! Уклонившись от контратакующих ударов правой, Сидней сделал шаг и сблизился! Оба осыпают друг друга ударами. Руки Харвея работают энергичнее. Его перчатки чаще мелькают в воздухе и записывают очки в свою пользу. Джэксон бьет реже, но точнее. Его удары тяжелы, Харвей не вынес их и сделал отскок назад! Чемпион уступил инициативу!
Сидней не отстает от него ни на шаг. Он беспрерывно атакует. Атакует сериями ударов. Харвей отступает. Непонятно отступает. Не похоже, что это чемпион, знаменитый тактик боя. Что с ним? Обычно он отступал так, что центр ринга всегда оставался за его спиной. Всегда в тылу он имел поле для тактического маневра.
Так отступать опасно! Харвей почти все время у канатов. Он скован, и его встречные удары не в силах остановить натиск Джэксона! Если у нашего молодого боксера хватит силы так выдержать до конца поединка, тогда – ура юному темпераменту!
Что, неприятно? Харвей, увернувшись, провел встречный прямой справа. Готов поклясться, что у Джэксона сейчас чертики прыгают в глазах! Но он и вида не подает! Как он бросился вперед!
Вы бы посмотрели на этот вихрь ударов! И все точные, быстрые, отработанные. Неповторимое зрелище! Два бойца, два виртуоза кулачных поединков, демонстрируют свое умение. Силу, ловкость и красоту!
Время второго раунда истекает. – Бесспорно, раунд принадлежит Сиднею Джэксону. Мы с вами будем вести счет. Приготовьте карандаш и листочки бумаги. Запишите каждому по раунду.
Простите, на ринге снова острое положение! Джэксон точными ударами заставил Харвея отступить, отступить в угол! Может быть, чемпион что-нибудь задумал? Приготовил тактический сюрприз? Хочет заманить молодого и сразу же сокрушить его?
Нет, что-то не похоже на это. Харвей, непобедимый Харвей, вынужден защищаться. Он в глухой защите!
Джэксон бьет. Бьет беспрерывно… Удар… Еще один! Судья разнимает их. Вы слышите? Это рефери дал команду «Брэк!» Бойцы отступили по шагу назад, вернее, шаг сделал только Джэксон, а Харвей откинулся назад и за счет силы спружинившего каната стремительно кинулся на Джэксона. Негр умеет атаковать!
О, как красиво! Это Джэксон нырнул, присел под летящий прямо ему в голову кулак Харвея. Публика справедливо наградила его аплодисментами. И в этом положении он нанес удар! Харвей падает! Чемпион на полу…
Как это произошло? Мгновенно. Джэксон, словно спущенная пружина, стремительно приподнялся и с поворотом корпуса ударил снизу вверх. Изумительный удар!
Рефери взмахнул рукой. Вы слышите его голос? Он сказал: «Раз!» Это начало счета… Сидней, не оглядываясь, направился в нейтральный угол. Рефери снова взмахнул рукой и сказал: «Два!» Харвей лежит на спине. Он даже не шевелится. Вы слышите, как стало тихо? Мой помощник поднес микрофон к рингу. Я его включаю. Слушайте ринг! Слушайте голос судьи!
– Пять… шесть… семь…
– Неужели нокаут? Такого еще не бывало на чемпионате за последние десять лет!
– Восемь… девять… аут!
Вы слышали слово «аут!» Это победа! Что творится в зале, я не могу рассказать! Судья на ринге подбежал к Джэксону и поднял его руку. Руку нового чемпиона!
Наконец, мы можем поздравить друг друга с замечательным подарком, который преподнес нам Сидней Джэксон! Корона чемпиона на светлой голове белокожего. Да здравствует наша нация, самая сильная и энергичная! Ура молодому чемпиону, нашей гордости и нашей славе!
Диктор: – Леди и джентльмены! Харвей Таунсенд на полу. Корреспонденты торопливо щелкают фотоаппаратами. Они фотографируют подошвы боксерских ботинок Харвея. Да, да! Подошвы. На них четкая надпись: «Употребляйте виски „Кэри Пэйн“!.. Публика в восторге! Но как можно считать восторг полным без полного стакана виски „Кэри Пэйн“? „Кэри Пэйн“ освежает, бодрит, вызывает благородные мысли и пробуждает высокие чувства! „Кэри Пэйн“ – король виски! Им гордится наша нация! Статистика говорит, что виски „Кэри Пэйн“ – самое популярное и самое ходовое. Его пьют во всем мире!
Норисон вскочил и кинулся к двери. Он должен находиться там, в зале! Антрепренер приготовился барабанить в дверь до тех пор, пока ее не откроют. Однако дверь оказалась открытой. Норисон, навалившись на нее, потерял равновесие и чуть не упал.
Выскочив в коридор, он устремился в зал. Но его поглотила бушующая толпа, которая плыла к выходу.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

1
Сидней проснулся от продолжительного звонка. Кто-то настойчиво требовал впустить. Нужно встать и открыть дверь. Но ничего этого делать не хотелось. Даже открывать глаза. Он все еще был во власти сна. Сна, похожего на действительность, или действительности, похожей на сон.
Слишком много впечатлений за один день! Он пережил трагедию автомобильной катастрофы, отчаянно боролся за свое право добиться успеха, узнал опьяняющую радость взлета и славы.
Джэксон закрыл глаза. Попытался снова вернуться в сон, в сказку, в недавнюю действительность. Но не получилось. Он уже окончательно проснулся. Приятная легкая истома, которая наполняла тело и заставляла звучать каждую струнку души, исчезла, испарилась, как туман с появлением солнца.
За окном был уже день. Пасмурный, дождливый. Совсем обычный. Словно ничего и не происходило. Никаких следов от недавнего. Нет, следы есть. От большого пальца левой руки идет тягучая боль. Она разливается по всей руке. Джэксон осмотрел палец, осторожно ощупал его. Палец опух.
– Обыкновенный вывих, – заключил он осмотр. – Надо показать врачу. – И тут же отказался от этой мысли. К врачу нельзя. Никто не должен знать о его травме. Ведь кулаки – это его оружие! А ему предстоят встречи на ринге, бои. Надо принимать меры самостоятельно.
Джэксон вспомнил, что в таких случаях Максуэлл советовал делать глубокое прогревание парафиновой ванной. А где сейчас взять парафин?
Сидней направился в ванную и открыл кран с горячей водой. Сунул кисть под струю. Но долго держать не смог. Вода обжигала.
Когда же он вывихнул палец? Во время аварии, когда стукнулся о переднее сиденье? Возможно, там, возможно, и нет.
Боль он почувствовал на ринге. Когда Оргард стал торопливо бинтовать кисти и натягивать перчатки. Сидней вспомнил, как он стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть. Он только выругался, крепко, как грузчик в порту. Неужели эта случайная травма отнимет у него то, к чему он стремился всю жизнь?
Оргард ничего не мог посоветовать. Был бы Максуэлл, спокойный и рассудительный Мики Кайт, тот нашел бы выход. Ведь не зря же его когда-то называли «профессором бокса».
Перед Сидом встала трудная задача: как с одним здоровым кулаком добиться победы? Отступать Джэксон не был намерен. Выходить на ринг только для того, чтобы уступить победу, он не хотел. Нет, Сидней жаждал победы.
Когда раздался звук гонга, известивший о начале поединка, у Джэксона уже созрел план. Он не был похож на тот, который был разработан накануне и отработан до деталей. Это был новый план. Дерзкий и опасный. Он зиждился на шаткой основе: на стратегической внезапности. Джэксон делал ставку только на одну руку: или – или… Конечно, так поступать было слишком рискованно, даже опрометчиво. Как злорадно усмехались глаза Таунсенда! Опытный боец сразу раскусил его. Может быть, не до конца, но все же правильно оценил главное. Он усмехался, а его выпуклые глаза как бы говорили: «Давай, давай, жми! Посмотрим через десять раундов. Надолго ли тебя хватит?!»
Харвей маневрировал. Как он маневрировал! Дразнил, заманивал, поддаваясь, и в последний момент, когда Сидней бросался в атаку, ускользал, как ящерица, которую хотят ухватить за хвост. Но Джэксон оставался неумолимым. Он не обольщался соблазнами, не терял самообладания и все время стремился к одному: заставить чемпиона принять ближний бой. Стремясь к сближению, он весь огонь атаки направлял в голову противника, пристально следя за его корпусом. Едва Харвей ослаблял защиту, едва появлялась возможность провести удар, Сидней бил. Эти редкие, но ощутимые удары в корпус помогли Джэксону принудить противника сблизиться. Тот надеялся найти в ближнем бою отдых. Но не тут-то было!
Вспомнив так быстро наступивший финал, Джэксон не удержался, чтобы не повторить удар, который принес славу и счастье. Он вынул руку из-под горячей струи. Вспухший палец и вся кисть покраснели. Сидней осторожно сжал кулак и стал в боевую позицию перед зеркалом. Мысленно представил атакующего противника. Потом присел и, распрямляясь, сделал удар по предполагаемому подбородку Харвея. Здорово получается!
Он повторил несколько раз прием. Жаль, очень жаль, что Максуэлл не был на матче, не видел боя. Тренер был единственным, кто мог по достоинству оценить его победу.
Но где сейчас находится тренер? Сидней помнил, как они расстались в машине. Где его искать? В какой больнице?
2
Норисон пришел торжественный, в черном костюме и, важно сняв шляпу, галантно раскланялся.
– Честь имею приветствовать нового чемпиона Америки!
– Спасибо, мистер Норисон! – ответил Сидней. – У вас здорово получается, как у настоящих дипломатов.
– Молодец! Порадовал меня и всю Америку! Дай обниму, – антрепренер обнял боксера, похлопал ладонью по его мускулистой спине. – Фортуна нам улыбается!
– Как солнце! – поддакнул Сидней. – Очень хорошо!
– У тебя особенно! – Норисон отстранился и ласково сощурил глаза.
– Где сейчас Максуэлл?
– Зачем он тебе?
– Я не видел его со вчерашнего дня, – Сидней рассказал обо всем, что произошло. – Жив ли он?
– Конечно, жив! Правда, его немного помяли, сломали ребра, и, кажется, ключицу.
– Это была не случайная авария!
– Ты думаешь, им зря платили доллары? Такие молодчики умеют работать! Что же касается Максуэлла, то не тревожься. Я обо всем позаботился. Он находится в приличной больнице, его лечат. И он скоро снова будет тренировать малышей.
– Малышей? Почему малышей? – Сидней насупился. В словах Норисона он почувствовал что-то недоброе. – Ведь Максуэлл меня тренирует.
– Тренировал.
Джэксон с недоумением посмотрел на антрепренера.
– Я что-то не понимаю.
– Тут понимать нечего. Тебе просто невыгодно содержать такой большой штат: тренера, спарринг-партнеров. Это слишком дорого обходится. Хватит и одного Оргарда. У него есть имя, и он недорого стоит.
Спокойный тон Норисона, его коммерческий подход к делу не сразу дошли до сознания Сиднея.
– Мне? Невыгодно? – Сидней явно не понимал своего шефа.
– Неужели ты думал, что им платили из государственной казны? – Лицо антрепренера уже не улыбалось. Оно стало жестким. – Все расходы производились от твоего имени. С самого начала, в течение ряда лет.
Джэксон беспомощно развел руками. Слова Норисона были словно камни.
– Но у меня… вы же знаете, – Сидней запнулся.
– Конечно, я знал, что у тебя нет ни цента! – Норисон прошелся по гостиной походкой победителя. – Но я знал и другое, знал, что они будут! Будут! Я поверил в тебя. И открыл тебе неограниченный кредит. Не жалел долларов для твоего совершенства. Это был риск, это был страшный риск. В случае краха, неудачи я мог бы разориться, вылететь в трубу. Ты понимаешь? Но я верил, верил, несмотря ни на что! И вчера, наконец, убедился в своей правоте. Ты оправдал доверие!
Джэксон попытался улыбнуться. Конечно, шеф прав. Все успехи достигнуты благодаря его стараниям, благодаря его деньгам.
– Я благодарен вам, мистер Норисон, – сказал Сидней, – за все, за все…
– Я горжусь тобой, мальчик, и благодарности не требую. Таков уж наш долг, любителей спорта.
– Что же тогда мне делать?
– Сначала мы займемся немного бухгалтерией, – Норисон расстегнул свою объемистую папку и вытащил плотную пачку листов. – Скучной бухгалтерией. Надеюсь, ты еще не забыл четырех действий арифметики?
– А потом? – Сидней беспокоился не о прошлом, а о будущем.
– Потом? – Норисон скроил улыбку и покровительственно хлопнул по плечу. – Потом будем продолжать начатое дело. Мы с тобой компаньоны одной фирмы. Оба работаем. Ты на ринге, я за рингом. Ты побеждаешь, я организую матчи. Как видишь, наша фирма весьма доходное предприятие.
– Давайте счета, – как можно спокойнее сказал Джэксон.
– Вот это деловой вопрос! Вопрос настоящего взрослого американца. Правильно, Сид, деньги любят счет! – Норисон протянул пачку бумаг. – Ознакомься. Пусть тебя не пугают цифры! Я все сразу не требую, будешь возмещать по возможности, по частям. Мы оба христиане и должны помогать друг другу. Мне не нужно процентов. Только возмещение расходов! Я стараюсь во имя славы Соединенных Штатов. Бокс – это моя слабость, я хочу, чтобы американские боксеры были самыми сильными в мире. Ради этой высокой цели я готов пожертвовать собой.
Сидней взял пачку бумаг и уселся в кресло. Стал читать. Это были счета, вернее, копии счетов. «Предусмотрителен, – подумал боксер, – такой не доверяет сам себе».
Джэксон смотрел на цифры, перелистывал страницы и удивлялся своей расточительности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38