– Она засмеялась и вновь встряхнула противень. – Может быть, это и предубеждение. Все равно. Когда люди черпают силы для вдохновения в глубине своей души, их силы очень истощаются. Вы понимаете?
Алекс ответил:
– Разумеется. И не без причины. – Он выскочил из-за стола и достал из буфета томатный соус. – Если вы выливаете мысли и идеи, то мозг пустеет.
Себастьян кивнул, а Кэти задумчиво проговорила:
– Когда играешь на сцене, то происходит совсем по-другому. Сначала нужно себя опустошить, а потом наполнить.
Мэг с удивлением оглядела их. Все они сидели и кивали, как старички. Но они были лишь дети талантливых родителей.
Она поставила блюдо на стол. Кивание прекратилось и вместо него началась обычная ребячья возня.
– Гренки! Мы их сто лет не ели!
Как ни странно, несмотря на все случившееся, на то, что наверху лежал больной и разбитый Питер, она рассмеялась. Кэти порывисто прижала к себе ее руку.
– Мы ведь счастливы, правда, тетя Мэг?
– Правда. Себастьян заявил:
– Единственное плохо, что мы не можем все вместе оказаться в одном месте, да? Бабушка никогда не уедет с Артемии, поэтому нам предстоит отправиться туда всем вместе. Мама с папой, и ты с дядей Чарльзом, и малышка Эми и мы…
Кэти решительно возразила:
– Этого не может быть.
Алекс энергично уминал гренки, подкладывая их себе с блюда.
– Да это и неважно. Потому что ма и тетя Мэг все равно связаны. – Он покосился на маленькую Эми. – Можно дать ей, тетя Мэг? Она сама тянет ручку.
Мэг сказала:
– На самом деле она пытается поймать полоску света. И мне кажется, она еще маловата для такой пищи.
Миранда не позвонила. Когда дети улеглись, Мэг снова позвонила мисс Пак. Но у мисс Пак не было сведений о Миранде. Она сказала, что звонила привратнику в Уэймуте, где труппа давала представление «Сна», и оставила такое срочное послание, что была уверена: вот теперь-то Миранда не может не проявиться.
– Знаете… ее муж очень болен. Он отказывается показаться доктору. Я просто не знаю, что делать.
– Так покормите его, миссис Ковак. От Миранды все равно на кухне толку мало, и всякий раз, когда я встречала ее муженька, он казался мне чересчур уж тощим. Уверена, что теперь-то он попал в заботливые руки.
– Да, но…
– Клянусь, после вечернего представления она перезвонит. Я передам ей все, что вы сказали.
И Мэг пришлось довольствоваться этим. А ей так хотелось пораньше лечь спать! Она долго просидела у телефона, глядя на стены. Если бы можно было позвонить Эми! Как ей хотелось услышать озабоченный, нетерпеливый голос, безапелляционно диктующий ей, что делать. Она утомленно поднялась и подошла к столу, собираясь написать ей. Но донесшиеся сверху звуки заставили ее поспешить в детскую: ей показалось, что Эми поет во сне. Мэг передвинула кроватку и собственную постель перенесла в бывшую кухню в конце столовой, давно превратившейся в кабинет. Почему-то ей не хотелось спать на том же этаже, что и Питер. Однако она вновь поднялась наверх и взглянула на всех спящих. Дети, разметавшись в своих постельках, спали. Питер тоже не двигался. Он подтянул колени к самому подбородку и вытянул руки, словно отражая невидимого врага. Она низко нагнулась, чтобы услышать его дыхание. Оно было слабым и ровным. На секунду она похолодела от ужаса, решив, что он может умереть ночью.
Она спустилась вниз и разложила на столе бумагу и конверты. Но потом вернулась к телефону и набрала номер в Сассекс Гарденс. Она пододвинула к телефону кресло и опустилась в него, слабея при мысли о разговоре с Чарльзом. Ей совсем не хотелось вываливать на него весь этот кошмар, но решение было принято, и предстояло теперь выслушивать упреки.
Наконец набор закончился, и телефон зазвонил в квартире. И продолжал названивать. Она принялась считать и, досчитав до тридцати, очень медленно и осторожно повесила трубку.
Она внезапно попала в капкан. Она не может уехать из Кихола, не может покинуть «Рыбный домик», пока кто-нибудь не приедет. И она не сможет рассказать Дженис, или Билли Мейджеру, или даже милому старине Артуру Баурингу о том, что случилось. На мгновение ею овладела паника. А потом, заставив себя успокоиться, она принялась писать.
Миранда не позвонила, и в пустом доме на Сассекс Гарденс тоже напрасно раздавались гудки.
Мэг изо всех сил старалась, чтобы сложившееся невозможное положение казалось нормальным, и временами, особенно за едой, ей приходилось почти уговаривать себя. В конце концов она заявила Питеру, что он вполне может спуститься из спальни в гостиную, где в конце концов, лежа на софе, он смог бы смотреть с детьми телевизор. Он слабо подвигал головой, отказываясь.
– Питер, по крайней мере иди прими ванну, – сказала Мэг. – Все-таки не придется спускаться.
– Незачем, – произнес он бесцветным голосом, который вошел у него в привычку после его лицедейских «признаний».
Она резко возразила:
– Нет, есть зачем. Рано или поздно тебе придется самому заниматься хозяйством. К тому же для меня это означает вечную беготню с твоей едой!
Он слабо вздрогнул:
– Мне не нужна еда, Мэг.
– Ты должен есть, Питер. Тебе нужно поправляться.
– Зачем? Все, что мне нужно, это быть с тобой, а если я поправлюсь, ты уедешь.
– Я не уеду, пока не вернется Миранда.
– Она не вернется, Мэг. Я больше не нужен ей. К тому же она актриса.
– А ты – художник.
Она приподняла его и подложила ему под спину подушки, заставив его сесть. Несмотря на его собственное нежелание, выглядел он хорошо. И что бы он ни говорил о нежелании есть, теперь он прекрасно уплетал все, что она ему приносила. А ведь первые сутки ей пришлось кормить его с ложечки.
В этот вечер он спустился вниз и вместе со всеми посмотрел телеигру. К несчастью, впечатление, которое он произвел на Эми, было кошмарным: она пронзительно завопила, едва увидев его, и отказалась идти на руки к кому-либо, кроме Мэг. И это было отличном поводом, чтобы оставить их одних в большой гостиной и целый час провести с Эми, купая ее и готовя ужин.
В воскресенье вечером, понимая, что теперь для нее наступила относительная передышка, Мэг позвонила Чарльзу. И снова безуспешно. Она набрала номер Глэдис Пак, но там тоже не отвечали. Глэдис наверняка была в церкви; но так же наверняка Чарльз никак не мог там находиться.
И вот это их странное совместное домовничество протянулось еще на неделю. Билли забирал детей, и, когда Мэг укладывала Эми для предобеденного сна, в кухне появлялся Питер и бродил, словно призрак, что-то разыскивая. Мэг чувствовала, что нервы ее вот-вот не выдержат. Она думала, что сумеет выкинуть из головы мысли о его «признании», но явный страх Эми при виде ее физического отца опять воскрешал их разговор в памяти Мэг. Теперь она уходила на утреннюю прогулку часом раньше и не возвращалась до тех пор, пока не видела едущий вдоль гавани старенький автомобильчик Билли. Она злилась на Миранду, Питер выводил ее из себя.
Ситуация была смехотворно нелепой и тем не менее чреватой катастрофой.
В пятницу утром она как бы между прочим сказала детям:
– Я подумала, что нужно завтра съездить с Эми в Плимут. Если я все же уеду, вы должны позаботиться о своем отце, присмотреть, чтобы он все съел.
Себастьян тут же спросил:
– А ты вернешься?
И прежде чем она отважилась соврать ему, Кэти быстро сказала:
– Разумеется, вернется, болван! Она только съездит посмотреть, как играет Миранда.
Алекс презрительно фыркнул.
– Ma сейчас в Уэймуте, ты опоздала на целый месяц! – И он подмигнул тетке – былая самонадеянность вернулась к нему, когда экзамены успешно завершились. – Мы приглядим за ним. Спокойно, с вами великий Алекс!
Иногда ее поражало, как они, все трое, такие порой чуткие, бывают глухи к окружающим. Когда Билли зашел за ними, она заказала машину на завтрашнее утро до вокзала в Пензансе. Потом она стояла в дверях с Эми на руках и махала им, чувствуя, что дела наконец пошли на поправку.
Питер испугался.
– Мэг, пожалуйста… ты не можешь снова бросить меня!
– Но и так, конечно же, все не может оставаться!
Он ее действительно раздражал; она вконец измучилась. Она всегда верила в гениальность Питера – и сейчас ничуть не меньше, – но из истории искусств она знала, что с гениями невозможно жить.
Он попросил:
– Пожалуйста, сядь. Давай поговорим.
– Питер, когда Эми засыпает, мне приходится мыть, стирать, гладить, готовить. И так два часа. Да и достаточно мы уже наговорились. Даже чересчур.
Он ничего не ответил, но когда она пошла убрать его постель, та оказалась уже застелена, пол в комнате подметен, в ванной тоже чисто. Он появился, когда она кормила Эми, и сел поодаль, чтобы малышка его не видела; вид у него был как у непослушного школьника. Она отказалась играть в эту игру, перестелив белье Эми и уложив ее на свежие простынки, не проронив ни слова. Когда он наконец заговорил, Эми продемонстрировала, что давным-давно знает, что он в комнате, но ей это все равно.
– Можно мне пойти гулять с вами сегодня? Мэг посмотрела на него и не выразила согласия.
– Думаю, что прогулка тебе не помешала бы, но… Он мягко перебил ее:
– Эми не возражает. Я побеседовал с ней, пока она спала.
Мэг едва справилась с потрясением, которое она испытала от этих слов.
– Неужели ты думаешь, что я могу навредить ей, Мэг? – воскликнул он.
– Разумеется, нет!
– Видишь ли, я думал, ты поймешь. Про Мередита. Я хотел рассказать тебе прежде, чем я узнал об Эми. Потому что я думал, ты поймешь.
– Я понимаю. Конечно, понимаю.
– Тогда разреши мне погулять с вами. Ты, я и Эми.
– Ладно. – Но нежелание все же просквозило в ее голосе.
Он взялся за ручку коляски, и Эми не выразила неудовольствия. Они прошли вдоль Воскресной улицы, поднялись наверх, затем пошли по тропинке на верх утеса. От нее ответвлялась дорожка, ведущая к «Проспекту Вилла».
Очень тихо она произнесла:
– Думаешь, стоит идти туда, Питер?
Он не сразу ответил, но когда они дошли до поворота, он остановился и посмотрел на нее.
– Тебе решать. Но вспомни, ты всегда уклонялась от того, чтобы прямо посмотреть в лицо происходящему. Но ты вернулась однажды в «Рыбный домик» ради Миранды, и постепенно он стал для тебя вторым домом. Прошла сердечная боль. Ради Миранды, неужели я не могу снова прямо взглянуть на «Проспект Вилла»?
– Я… не знаю. А ты не можешь пойти один?
– Нет. Извини, но нет. Ничего, мы взберемся на верхнюю дорогу.
– Да. Это для тебя ничего. – Она повернула налево. – Пойдем. Ради Миранды же.
Она бесстрастно зашагала по грунтовой дороге. Шла уже вторая неделя мая, но погода, вообще капризная в этом году, стояла на редкость славная. Она взглянула на широкую гладь бескрайнего Атлантического океана, и ей вдруг страстно захотелось оказаться на Артемии.
Они подошли ко входным воротам, покосившимся и обветшавшим. Казалось, и дом тоже разваливается. Ползучие ветви ежевичника скрывали нижние окна, а шиферная крыша вся продырявилась.
Питер, споткнувшись, замер, глядя на дом. Мэг приблизилась вплотную к коляске и взяла Мэг за ручку. Малышка счастливо залепетала, не ведая о происходящем.
Наконец Питер произнес:
– Отлично. А теперь пойдем по лестнице вниз.
– Мы не сможем спустить коляску по этим крутым ступенькам, Питер.
– И не надо. Я понесу Эми.
Он откинул одеяльце, вынул ее и прижал к себе покрепче. Она посмотрела на мать и, словно все поняв, потянулась к морю. Питер направился по «привратному спуску» к бухте Ланна. Мэг волей-неволей следовала за ним, по-настоящему испуганная. Дорожка была еще более отвесной, чем та, что вела к бухте Барана, да и Питер не обладал силой Чарльза. Да и его ответственностью тоже. Ее стремление на Артемию превратилось постепенно в стремление к Чарльзу.
Но ничего страшного не случилось. Питер положил Эми очень нежно на сухой песок под отвесной скалой и опустился с ней рядом. Она для начала подпрыгнула, потом набрала горсть песку и раскидисто швырнула его.
Он рассмеялся.
– Ты только погляди на нее, Мэг. Как она очаровательна, правда?
Мэг тоже присела. Она неуверенно сказала:
– Да.
– Ты не забыла, что это наш общий ребенок?
Мэг не ответила. Перед ее мысленным взором по-прежнему стоял Чарльз с Эми на руках. Чарльз, которому можно было верить до скончания века.
Он продолжал:
– Я никогда этого не забуду. Я не должен забывать. Я думал, что я и буду помнить только, как Мередит убил мое дитя, но потом… вот мы стоим тут, внизу, и я положил сюда Эми… я понял, что у меня есть еще ребенок. Еще одна дочка. Я не должен забывать этого, Мэг.
Мэг сидела, низко опустив голову. Она тяжело глотнула. Он сказал:
– Не плачь. Все хорошо. Я знаю, что ты меня не любишь. Я и сам не могу объяснить, что произошло между нами… той ночью. Может, все было именно так просто, как говорит Миранда, и мы просто должны были оказаться друг с другом, вырвавшись из обыденного порядка вещей.
Она взглянула на него. Как будто все возведенные ею заслоны вдруг исчезли перед его неожиданным немыслимым усилием рационально истолковать иррациональное. Она и забыла, что, помимо гениальной одаренности и безумного темперамента, он обладал еще и мужеством. Оказалось, как просто сломить ее временное, суетливое сопротивление, просто лишив ее страха, такого беспричинного. И она заставила себя честно признаться:
– Я любила тебя. И тогда, после… до Артемии… Я хотела быть с тобой. Очень хотела.
– Ах, Мэг. – Лицо его прояснилось. – Спасибо, что ты сказала это. Спасибо тебе.
Они опять помолчали. Эми перевернулась на живот и теперь неистово барахталась в мягком песочке. Питер смеялся.
– Нет, ты только посмотри. Да она пойдет буквально на днях.
Мэг откашлялась.
– Она еще слишком маленькая. В моей книжке о ребенке…
Он засмеялся снова.
– Ах, Мэг! Да Кэти пошла в семь месяцев!
– Прости, – сказала она. – Я и забыла, что ты опытный отец. – Их глаза встретились. – Прости, я не то хотела сказать…
– Я знаю, что ты хотела сказать. – Он дотянулся до резвящейся девчушки и взял ее за ручку. – Мэг, мы были вначале столь добрыми друзьями. Пока я не попытался заставить тебя делать то, чего ты не хочешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67