головокружение и тошнота усилились настолько, что ей захотелось броситься в постель и проспать несколько миллионов лет. Стоит только отдохнуть, и в ее голове прояснится. Она прекратит думать о Зейне, о потерянных в последнее время вещах и воображаемых призраках, бродящих ночами по дому.
Но стоило признаться Мэвис, что ей дурно, как та немедленно вызвалась уложить ее в постель и посидеть рядом. Утомленной Келли пришлось просто умолять уйти сердобольную соседку.
Едва передвигая ноги, она добрела до спальни и уже собралась лечь в постель, когда тишину вдруг разрезал взрыв классической музыки. Глянув в щель между ставнями, Келли увидела, что Терри Хардести восседает на своей террасе, рядом с громыхающим магнитофоном.
Он был облачен в купальные трусы; костлявое тело блестело от масла. По-видимому, Терри был поглощен чтением толстой книги, хотя время от времени бросал в сторону дома Келли такой взгляд, будто желал сглазить и дом, и саму Келли.
Келли вздохнула, забралась в постель и забылась беспокойным сном, несмотря на Терри и грохочущую музыку Бетховена.
А вновь проснулась, когда кто-то постучал в дверь. Это был не настойчивый, требовательный стук Мэвис и не самодовольное громыхание высокомерного Терри. Нет, звук был негромким, но нетерпеливым и властным; Келли сразу узнала его – так стучать мог только Зейн.
С трудом поднявшись, она побрела к порогу. Удалось даже пригладить встрепанные волосы и оправить халат, который она не смогла снять перед тем, как улечься в постель.
Открыв дверь, она нелепо заморгала в ярких лучах солнца. Перед ней стоял Зейн, окруженный таким яростным сиянием, что сам казался тенью. Позади него, во дворе, виднелся сверкающий черный джип. Странно, каждый раз является по-новому, в смущении подумала она. Какой-то неведомый волшебник, появление которого невозможно предугадать…
– Вы еще спите? – спросил Зейн. – Вам опять плохо?
Келли смущенно нахмурилась.
– Со мной все в порядке. Кажется, я просто переутомилась. Входите.
Он ступил через порог и оглядел ее со смесью досады и беспокойства.
– Полдень уже давно прошел. Вы проспали все это время?
У Келли раскалывалась голова, но в остальном она чувствовала себя почти в норме. Единственное, что ее беспокоило, – Зейн. Он был одет в поношенные джинсы и темно-синюю рубаху, от которой его волосы казались почти белокурыми, а глаза – искрящимися.
– Я вставала и пила кофе с Мэвис, – нехотя призналась Келли, потирая лоб.
– Вы что-нибудь ели? – спросил Зейн.
Она покачала головой.
– Только спала. Сама удивляюсь, как это получилось. Терри вынес магнитофон на террасу, врубил его на полную мощность и стал поглядывать на этот дом так, как будто насылал на него проклятья. Это стало действовать мне на нервы. Он какой-то странный тип.
Внимательно оглядывая ее с головы до ног, Зейн кивнул.
– Я заметил его. Завидев меня, он выключил магнитофон и скрылся в доме. Старушка соседка шла к нему с тарелкой какой-то стряпни.
Келли отвернулась: ей стало неуютно под его пристальным взглядом.
– Мэвис всегда чем-нибудь угощает, постоянно приносит с собой что-нибудь. Лучше бы она этого не делала. Но она так одинока…
– Может быть. Но могу поклясться, в ней есть что-то, что вызывает у меня недоверие.
Она испытывает к вам подобные чувства, захотелось признаться Келли, но она этого не сделала. Только вновь покачала головой, все еще ощущая тошноту, и устало взглянула на Зейна. Он стоял, расставив ноги и скрестив руки на груди, слегка приподняв одно плечо.
– Итак, вы вернулись, – тихо произнесла Келли. – Зачем?
Зейн сжал зубы, его лицо затвердело.
– Посмотреть, как у вас дела. И поговорить. Но прежде всего – оденьтесь. Мне опротивел этот халат. Он выглядит так, будто в него можно завернуть целый Род-Айленд.
Келли вяло улыбнулась. Десять минут спустя она почувствовала себя лучше, тщательно расчесав волосы и переодевшись в белые слаксы, бледно-розовую рубашку и белые сандалии.
Зейн стоял у плиты, разогревая целую сковородку аппетитных маленьких оладий.
– Почему вы так любите готовить? – устало спросила она, прислонясь спиной к холодильнику. – Разве это не портит ваш облик создателя триллеров?
– Я живу уединенно, поэтому мне незачем заботиться о своем облике. Я люблю одиночество. Кроме того, мне больше нечем накормить вас. Ваш холодильник набит старыми печеньями и пирожками.
– Это стряпня Мэвис, – со вздохом произнесла Келли. – Она так старается, и мне неприятно оскорблять ее в лучших чувствах. – Повернувшись, она открыла дверцу холодильника и извлекла тарелки с зачерствевшими приношениями Мэвис. Сложив печенье в пакет, Келли протянула его Зейну: – Заберите домой. Скормите своим цыплятам или кому-нибудь еще. Мне не хочется их выбрасывать. Да и Полли-Энн капризничает и даже не дотрагивается до них.
Бедная Мэвис, подумала Келли, подойдя к окну и глядя на озеро. Эта женщина мечтает творить чудеса на кухне, но все ее усилия оказываются тщетными. Печально, ведь Мэвис так старается всем угодить.
Зейн прошел к столу и водрузил на него тарелку с оладьями и банку с сиропом.
– Садитесь и ешьте, – приказал он. Келли обернулась.
– В который раз вы приказываете мне «садиться и есть», – заметила она. В приоткрытое окно залетел ветер, разлохматив волосы Зейна.
– Верно, – без улыбки подтвердил он. – Садитесь и ешьте.
Она села. Зейн принес вилку и чашку кофе, затем сел напротив. Как обычно, его глубоко посаженные серые глаза изучающе смотрели на Келли, приводя ее в беспокойное и неловкое состояние.
– Но зачем вы постоянно кормите меня? – спросила она. – И почему вот так наблюдаете за мной?
– Кормлю потому, что вам нужна еда. А наблюдаю… – Он глубоко вздохнул. – Я наблюдатель по натуре, вот и все.
Он отвернулся и уставился на утесы на противоположном берегу. Келли молча ела, поглядывая в сторону озера. Казалось, оба стараются избежать разговора.
– Спасибо, – наконец произнесла она и вновь вспомнила обо всех женщинах Зейна и удивилась, как он может быть одновременно таким жестоким и таким внимательным. Вероятно, это его обычная тактика – сначала привлечь к себе, а жестокость и холодность появляются позднее. – Это было замечательно. Но больше так продолжаться не может – мне не нужна нянька.
– Знаю, – любезно отозвался Зейн, не глядя на нее. Ветер усилился, поймав вихор его волос и играя им. Опять повисло напряженное молчание. – Эта женщина… – наконец проговорил он задумчивым голосом, – Мэвис. Припоминаю, Джим говорил о ней – немного. Она постоянно писала ему. Пару раз он ответил на ее письма, но без особого желания. Думаю, она напоила его и Джим проболтался о чем-то, о чем не должен был говорить. Он редко упоминал об этом. Казалось, эта женщина беспокоит его, но не совсем понятно, почему. А теперь она беспокоит меня… – Он покачал головой.
Келли нахмурилась, ожидая, что Зейн добавит что-нибудь еще, но тот молчал. Келли с трудом верилось, что милая, приветливая Мэвис могла кого-то напоить.
– Это неправда, – сказала она, – это всего лишь плод вашего воспаленного воображения. Они были друзьями. Джим доверял ей – и немало.
Он доверял ей значительно больше, чем вам, хотелось добавить Келли. Вы погубили веру Джима в вас – и поделом. Знали ли вы, что он собирался обратиться за помощью к ней, а не к вам? И потому она вам не нравится – потому, что вы это знаете?
Зейн повернул к ней холодное, спокойное лицо.
– Она ему не нравилась. Джим был одним из моих лучших друзей. Кому знать, как не мне.
Но Джим больше не желал дружить с вами, с горечью подумала Келли. Он устал от ваших выходок. Он не мог уважать вас.
– Так получилось, что я видела письма Джима, которые он писал Мэвис, – сообщила Келли, выпрямив спину и расправив плечи. – Эти письма сейчас у меня. Он был о Мэвис очень высокого мнения и полностью доверял ей.
Зейн издал свой неподражаемый короткий издевательский смешок.
– Послушайте, я не собираюсь заводить споры об этой женщине. Нам необходимо побеседовать о более важных вещах.
Келли напряглась, с раздражением наблюдая, как отвердело его лицо.
– Поговорить? О чем же?
Он глубоко вдохнул и сделал резкий выдох.
– О ваших книгах и о тех сказках, которые вы пишете сейчас.
Ее сердце сжалось.
– А, вы прочитали мои книги, – отозвалась Келли, стараясь говорить спокойно. – И они вам не понравились. Другого я и не ожидала. Мы видим все совершенно в разном свете.
– Не в этом дело. – Зейн нетерпеливо пожал плечами. – Послушайте, я не стал бы беспокоиться ни секунды, не будь вы племянницей Джима. Я бегу от вдохновенных авторов как от чумы. Не читаю их творений, не даю советов и не пытаюсь их учить. Но, боюсь, в вашем случае я сделаю исключение.
Лицо Келли покрылось румянцем, она нервно провела рукой по волосам.
– Не так уж плохи мои книги, – попыталась защититься она. – В конце концов, они изданы. Мой агент видел главы из новой книги сказок и сказал, что сможет продать ее. И только потому, что вам они не нравятся…
– Келли, простите меня. Именно потому я и приехал к вам вчера вечером, но для разговора время оказалось неподходящим. – Его голос охрип и звучал резко. – С вашими книгами все в порядке – даже слишком в порядке. Вы обманываете своих читателей. И если не прекратите делать это, никогда не станете писать так хорошо, как могли бы. Будете заурядным автором, и не более.
– Обманываю? – мгновенно оскорбившись, воскликнула Келли. – Я – обманываю?
– Вот именно, попросту мошенничаете, – мрачно подтвердил он. – Вы забываете о честности, у вас все слишком хорошо, прилизано и слащаво. Вы не желаете признавать, что в мире есть зло, закрываете на это глаза. Да ведь и пишете вы не о настоящих животных! Единороги, игрушечные медвежата… Почему бы вам не позволить себе писать о том, что будит в вас сильные чувства, а не о воображаемых предметах?
Келли была поражена, оскорблена, ввергнута в унижение. Она по-доброму отнеслась к его работе, даже похвалила ее. Почему же он так жесток к ней? Она схватилась за край стола так цепко, что суставы пальцев побелели.
– Вы понятия не имеете о детских книгах…
– Зато хорошо знаю, что такое писательский труд, – прорычал он. – Вижу, когда он бывает не напрасным. И понимаю, что в каждой по-настоящему хорошей детской книге есть отрицательный герой – колдун, злой волшебник, волк, тролль, есть проклятия и угрозы. Дети хотят видеть темные стороны – им это необходимо. Только так они способны вырасти.
– Понятно, – язвительно произнесла разгневанная Келли. – Наконец-то вы высказались. Значит, я – поверхностный и бесчестный автор. Вполне возможно, я слишком осторожничала с первыми двумя книгами. Но эти сказки будут совсем другими, они будут…
Он прервал ее, рубанув по воздуху ладонью яростным и нетерпеливым жестом.
– Сказки ничем не отличаются от первых двух книг. Вы чересчур осторожничаете, изгоняете из них все признаки жизни.
– Откуда вам знать? – гневно спросила Келли. – Вы никогда их не читали. Я их никому не показывала, кроме агента, – даже моей маме…
Внезапно она замерла, поняв, что произошло, и это поразило ее сильнее, чем физический удар. Кровь прилила к ее лицу, она потрясенно взглянула на Зейна.
– Вы их прочли, – едва слышно произнесла она. – Правда? Прошлой ночью, пока я спала. Вы нашли рукопись и читали ее. Вы не имели права это делать!
– Не имел, – процедил он сквозь сжатые зубы. – Но мне хотелось остановить вас, если вы совершаете прежнюю ошибку. Я убедился: вы опять ошибаетесь.
Келли встала так резко, что едва не опрокинула стол. Тарелка соскользнула на пол и разбилась, но Келли не обратила на это внимания. Зейн тоже поднялся, и теперь они смотрели друг на друга в упор, как два противника, готовые вступить в бой.
– Вы не имели права! – яростно повторила она. – Надо бы выплеснуть этот кофе прямо вам в лицо! Вы животное!
– Так выплесните, если от этого вам станет легче, – проговорил Зейн. – Но вопрос в том, будете ли вы после этого писать лучше. Вот что меня тревожит.
– Каким это образом я смогу писать лучше? – саркастически выпалила Келли. – По-вашему, я поверхностна, холодна, мне недостает таланта и смелости. Я ничтожество в сравнении с вами. Да, мне никогда не стать столь значительным и известным автором, как вы.
На его виске голубоватой молнией запульсировала вена.
– Нет, вы не поверхностны, вы умеете чувствовать, и у вас, безусловно, есть талант – так воспользуйтесь всем этим. Вы когда-нибудь перечитывали свои сказки? В них снова действуют придуманные существа: еще один единорог, крылатый конь, игрушечная собачка, стремящаяся стать настоящей, морской змей.
– И что же в этом плохого? – закричала Келли, сжимая кулаки. – Ничего! Ровным счетом ничего!
– А что плохого в настоящих животных и настоящих чувствах? – возразил Зейн. – Что плохого в рассказе о… да хоть об этой собаке? Об этой глупой, никому не нужной, помешанной псине, которую никто не любит?
Он с отвращением указал на Полли-Энн, которая стояла рядом и с обожанием глядела на них, радостно подергивая хвостом.
– Я буду писать то, что захочу, и как захочу! – вспылила Келли. – Вы такой же самоуверенный идиот, как Терри, – пытаетесь поучать, как выполнять мою работу, что я должна думать и как мне следует жить! И я отвечу вам то, что ответила ему: убирайтесь. Убирайтесь отсюда и не смейте возвращаться!
– Вот это да! – со злобным удовольствием ответил Зейн, уперев палец ей в грудь. – Вот это настоящая страсть! Почему бы вам не попробовать написать об этом?
– Уходите! – приказала она. – Иначе я начну швырять в вас чем попало! Имейте в виду, я не шучу!
– Если вы считаете, что это будет забавно, то очень ошибаетесь, – издевательски отозвался Зейн. – Я могу придержать язык и позволить вам и дальше писать посредственные книги, которые кажутся вам гениальными. Я ничего бы вам не сказал, если бы не задумался над этим. Джимми был моим другом, и я…
Терпение Келли лопнуло с искрами, подобными фейерверку, разметавшемуся в небе.
– Джимми не был вашим другом – он вас терпеть не мог!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24