Если бы только не заболела тетя Дахиба! С того дня, как Мухаммед увидел Мими в студии Дахибы, он не спал ночей, сгорая от юношеской страсти, строя в своей фантазии планы знакомства и любовной связи с красавицей. Но Дахиба легла в больницу, студия ее была закрыта, и все планы стали несбыточными. Последний месяц Мухаммед каждый вечер томился у входа в этот клуб на берегу Нила, который когда-то был излюбленным местом короля Фарука, проводившего там ночи в азартных играх вместе со своей свитой. Ни разу еще Мухаммед не набрался смелости войти в клуб. Почему? У него были деньги, и два дня назад ему исполнилось двадцать пять лет. Но денег было немного. Семья пышно отпраздновала его день рождения, и он получил много подарков, но денег не дарили. А Мими, конечно, не заинтересует правительственный клерк с грошовым жалованьем.
Уставившись на каскад белокурых волос на фотографии, он вспомнил вдруг, что не сегодня-завтра должен получить поздравительную открытку от своей белокурой матери Ясмины – только раз в году он получал от нее известие. Она так давно была в разводе с его отцом! Вдруг Мухаммед услышал рядом с собой озлобленный возглас: «Проклятые разлагающиеся империалисты!» Мухаммед оглянулся и увидел, что на него обращен горящий темный взгляд Хуссейна, члена «Мусульманского братства». Было время, когда Мухаммед хотел вступить в это «Братство», но неудержимый фанатизм Хуссейна отпугнул его. И сейчас им овладел безотчетный страх: Хуссейн обращался к нему, и Мухаммед вспомнил, что раза два за этот месяц встретил его напротив клуба «Золотая клетка», – по-видимому, Хуссейн узнал его. Случайны ли были эти встречи? У Мухаммеда защемило сердце. Обжигающее дыхание хамсина и горячие глаза Хуссейна были как два сигнала тревоги.
– Что вы сказали? – спросил он.
– Когда-то ты был с нами, брат, я помню. Ты ходил на наши собрания, но потом исчез.
– Отец запретил мне… – пробормотал Мухаммед, не понимая, почему страх сжимает его сердце.
Хуссейн презрительно улыбнулся:
– Но ты еще веруешь, мой друг?
– Верую?..
Хуссейн показал на фотографию Мими:
– Я видел, что ты смотришь на это и негодуешь! Эта мерзость разрушает национальные ценности и подрывает святую веру ислама.
Мухаммед посмотрел на фотографию, потом на Хуссейна. Из дверей клуба доносились звуки оркестра, играющего вступление. Сейчас она появится на сцене перед чужестранцами, его возлюбленная Мими. Он желал ее, он ненавидел ее. Лицо его покрылось потом.
Хуссейн подступил к нему вплотную:
– Как может человек думать о Боге, как может мужчина хранить верность жене и семье перед такими дьявольскими искушениями? Ночные клубы содержатся на западные доллары, чужестранцы хотят лишить нас гордости, чести и благопристойности.
Мухаммеду казалось, что низкий голос Хуссейна грохочет раскатами грома. Юноша посмотрел на фотографию Мими, на сверкание ее грудей и бедер под облегающим платьем, на ее хищную улыбку, и вдруг ему показалось, что женщина издевается над ним. Хамсин вонзил в кожу Мухаммеда тысячи иголок, пот заливал его лицо, шею, струился между лопатками. Юноша как будто пылал.
– Мы должны очистить Египет от этой чумы! – прозвучал в его ушах голос Хуссейна, – и вернуть народ на пути Бога и праведности. Любыми средствами!
Мухаммед вздрогнул и пустился бежать от дверей клуба.
Нефисса была рада, что смогла удержать при себе Мухаммеда, – подумать только, Ибрахим и Омар хотели отправить его с Амирой! Очень удачно, что Нефисса слегка повредила ногу и они не могли настаивать на своем. А то Амира забрала бы власть над Мухаммедом, как она забрала власть над всем. Но Нефисса твердо решила: внук принадлежит только ей.
С Мухаммедом были связаны все надежды Нефиссы, она строила планы, о которых не подозревал никто – ни Ибрахим, ни Омар, ни даже Амира. Многие годы счастье не давалось в руки Нефиссы, но она еще возьмет его! Она сама выберет Мухаммеду невесту, женит его, и они втроем поселятся в квартирке, которую Нефисса уже втайне от всех сняла и оплачивала.
Нефисса посмотрела на часы – где это Мухаммед пропадает каждый вечер? Входная дверь внизу открылась и захлопнулась, и она услышала шаги внука. Мухаммед вошел в комнату, где Нефисса лежала на софе, положив больную ногу на подушку. Мухаммед поцеловал ее и повернулся, чтобы уйти, но она удержала его – внук показался ей бледным и расстроенным.
– Как ты себя чувствуешь, внук моего сердца? – спросила она встревоженно.
Он ответил, остановившись у столика, на который выложили сегодняшнюю почту, и разбирая конверты:
– Я здоров, бабушка… – Вдруг она увидела, что он зажал в руке какое-то письмо.
– Что это? – спросила Нефисса.
– Поздравительная открытка… от мамы… Нефисса смотрела на внука с софы. Она регулярно уничтожала когда-то письма Ясмины к Камилии, но поздравительные открытки матери к дню рождения Мухаммед ожидал каждый год взволнованно и нетерпеливо, и Нефисса сочла неразумным прятать их от него. Она не запрещала внуку хранить их в ящике стола и не посягала на них. Нефисса понимала, что запретный плод слаще доступного, и если бы она выразила недовольство или ревность по отношению к Ясмине, то мать в глазах внука будет жертвой и мученицей.
Нефисса увидела, что Мухаммед, не вскрывая, разглядывает конверт.
– Что такое, дорогой?
– Не понимаю, бабушка. Смотри, на письме египетские марки.
– Значит, это не от нее.
– Да нет же, ее почерк!
Мухаммед разорвал конверт и прочел знакомые слова: «Ты всегда в моем сердце. Мама».
Он тщательно рассмотрел штемпель и вскричал, протягивая конверт Нефиссе:
– Бисмиллах! Она в Египте.
– Что? – воскликнула Нефисса, беря письмо в руки. – Ясмина в Египте? «Аль-Тафла», – прочитала она на штемпеле. – Где это?
Мухаммед кинулся к книжному шкафу и, найдя атлас между словарем и стихами Ибн Хамдиса, стал лихорадочно перебирать страницы. Он должен был найти это место! Наконец, он нашел страницу в указателе, открыл карту, где кусочек зеленой долины Нила был стиснут между двумя желтыми пустынями, провел палец по линии реки, провел еще раз и наконец нашел нужную точку.
– Вот она! К югу от Луксора и… – Он прервал фразу и швырнул атлас через всю комнату; тот стукнулся о телевизор и, прошелестев страницами, упал на ковер.
Нефисса села, ухватилась за спинку стула и, испытывая мучительную боль, встала на ноги.
– Что с тобой, внук моего сердца? – вскричала она.
– Она в Египте и не хочет увидеть меня! Не приехала сюда! Что же это за мать!
Нефисса с жалостью смотрела, как рыдания сотрясают хрупкое юношеское тело, но вдруг сердце ее вздрогнуло от мучительной тревоги: Ясмина в Египте! Она может приехать и потребовать сына! По закону она лишена материнских прав, но ведь Мухаммед теперь взрослый и сам может решать свою судьбу. Что, если Ясмина приласкает его и он уйдет к ней? Этого нельзя допустить.
– Слушай меня, дорогой, – она погладила руку Мухаммеда. – Посади меня в кресло. Ну вот, ты добрый мальчик. Теперь я тебе что-то расскажу. Для тебя настало время узнать правду о своей матери.
Помогая ей сесть в роскошное кресло, обитое парчой, Мухаммед шмыгнул носом и вытер слезы ладонью. Это было собственное кресло Нефиссы, – сидя в нем, она отдавала распоряжения слугам или ласкала маленького сына Омара, потом внука Мухаммеда.
– Это нелегко мне, внук моего сердца. Много лет вся семья молчала о твоей матери. И я боялась ранить твое сердце. Теперь садись и слушай.
Но Мухаммед остался стоять посреди комнаты, на ковре, когда-то принадлежавшем подруге юности Нефиссы принцессе Фаизе, – после бегства короля Фарука из Египта и конфискации имущества королевской семьи Нефисса купила ковер на аукционе.
– Так что же случилось с моей матерью, бабушка? – спросил он сдавленным голосом.
– Мой бедный мальчик, твоя мать совершила прелюбодеяние с другом твоего дедушки. – Нефисса почувствовала, что испытывает злорадное удовольствие, открывая тайну Ясмины, и даже немного устыдилась самой себя. – Она была в то время замужем за твоим отцом, а тебе было пять лет.
– Нет… Я не верю!.. – воскликнул он со слезами на глазах.
– Спроси своего дедушку Ибрахима, когда он вернется из Суэца. Он скажет тебе правду. Она обесчестила семью.
– Нет! – вскричал он. – Не говори так о моей матери.
– Мне больно рассказывать тебе это, но это правда. Поэтому семья никогда не говорит о ней. Это случилось в последний день пагубной Шестидневной войны. Тяжелый, мрачный день позора нашей семьи. – Нефисса сжала губы. Она не собиралась рассказывать Мухаммеду, как Ясмина молила оставить ей ребенка, как Омар решительно разлучил ее с сыном.
Юноша стоял на ковре принцессы Фаизы в оцепенении, бледное лицо покрылось потом. Он кинулся в ванную, и до Нефиссы донеслись звуки неистовой рвоты.
Когда он, шатаясь, вышел из ванной, Нефисса протянула к нему руки, но он отвернулся и ринулся из дома. Он бежал по улицам, натыкаясь на прохожих, и молил Бога, чтобы в кофейне «Феруза», в которой они всегда встречались, он увидел своих друзей Салаха и Хабиба и они рассеяли бы окутавший его черный туман смехом и шутками. Кофейня находилась напротив клуба «Золотая клетка», и он не нашел там друзей, а нашел Хуссейна. Повинуясь его гипнотическому взгляду, Мухаммед покорно сел рядом с ним, укрыв лицо в ладонях, и слушал его мрачные призывы покарать нечестивцев, и сказал «да» – он сделает то, чего хочет Хуссейн. А потом кинется в Аль-Тафлу и покарает свою мать за преступление, которое она совершила двадцать лет назад.
ГЛАВА 5
Джесмайн искала на ночном небе свою звезду Мирах в созвездии Андромеды, чтобы набраться от нее силы для предстоящего ей дела, но никак не могла ее найти в сплошной звездной россыпи. Тогда она обратилась к луне, сиявшей над Нилом, большой круглой серебряной луне, льющей благословенный свет.
После молчаливой молитвы она покинула берег реки и вернулась в спящую деревню Аль-Тафла. Темными улицами она добралась до дома шейхи, мудрой женщины, сказительницы и прорицательницы. Джесмайн должна была действовать – до отъезда Коннора осталось три дня.
Деклин не мог заснуть и мерил шагами скрипучие половицы веранды, останавливаясь время от времени, чтобы взглянуть на небо, но туч не было. Весь день где-то слышались раскаты грома, воздух был насыщен электричеством, птицы собирались в огромные стаи. Все это предвещало бурю, но на небе не видно было ни единой тучки. Деклин закурил сигарету и попытался утихомирить бурю в своей душе.
Через три дня он покидал Египет, но ни на минуту не переставал думать о Джесмайн. Он вспомнил, как она прильнула своей нежной грудью к его твердой мужской груди, теплоту ее тела, слезы, увлажнившие его рубашку. Никогда он так не желал женщины, как желал в тот момент Джесмайн, и он клял себя за это, твердя, что не смеет забывать Сибил.
Он вышел на улицу и пошел в сторону клиники; подходя к ней, он понял, что слышит не раскаты грома, а дробь барабанов. Он бросил сигарету и затоптал ее. В самом деле, звук барабанов – но откуда? В такой поздний час!
Звук барабанов становился все слышнее, чувствовался определенный ритм. Где-то танцуют среди ночи?
Все дома Аль-Тафлы были заперты, не светилась даже кофейня Валида. Крестьяне и крестьянки не выходят с наступлением темноты, считая, что ночь населена джиннами и привидениями. Поэтому, несмотря на жару и духоту, двери и окна запираются, чтобы в дом не проникли ни злые духи, ни проклятия завистливых соседей.
Деклин увидел, что помещение клиники не освещено; не было света и в окне Джесмайн. Зато свет мерцал в обнесенном глиняными стенами дворике позади клиники, где в пристройке находились очаг, лохани для стирки и клетки с курами. Пробравшись во двор через узкий проход, он увидел музыкантов с деревянными флейтами, двуструнными скрипочками и большими плоскими барабанами. Там были и женщины: Деклин узнал среди них жену Халида, почтенную Бинт Омар – сестру Валида, – они стояли над металлическими блюдами, в которых дымились ароматические курения, и бормотали заклинания на арабском языке. Внезапно Деклин понял, что здесь готовится «заар», ритуальный танец, участники которого впадают в транс, общаются с потусторонними силами и изгоняют демонов. Иностранцы обычно не допускаются к «заар» даже как зрители, но Деклин однажды в Тунисе видел такого рода танец – стамбали, – во время которого танцор скончался от сердечного приступа. Поэтому он был встревожен. Неужели Джесмайн решила принять участие в церемонии?
Одна из женщин стала на его пути: «Харам! – Запрещено!» Но тотчас же вышла другая женщина и, подойдя к Деклину, посмотрела на него строго и вопрошающе. Это была жена шейха, женщина с суровыми, резкими чертами лица, с татуировкой на подбородке – знаком происхождения от бедуинов пустыни. Лекарка и прорицательница, слывшая ясновидящей, она пользовалась большим авторитетом среди женщин деревни. Деклину пришлось уже с ней спорить о варварском обычае обрезания девочек, но его возражения и объяснения нимало не убедили шейху.
Деклин хотел спросить ее, где Ясмина, но не успел он заговорить, как она отступила от двери и властно приказала:
– Входите же, саид!
Он увидел на скамьях приветливо кивающих ему женщин; другие ходили кругом дворика, готовясь к совершению ритуала: поднимали и опускали руки и медленно поворачивали голову то в одну, то в другую сторону. Музыканты били в барабаны над жаровнями с раскаленными углями, а шейха в развевающихся черных одеждах ходила, зажигая факелы и помешивая куренья, аромат которых разливался в душном воздухе.
Танцы «заар» опасны. Танцующий порой доходит до неистовства, собирая все свои силы, чтобы изгнать злых духов. Сопротивляясь, джинни может даже убить. Деклин, конечно, знал, что причиной смерти танцора в Тунисе было перевозбуждение: бешеная пляска и духовное напряжение, вышедшее из-под контроля рассудка, превысили меру физических сил.
С какой целью люди обращаются к этому ритуалу? Вот у стены сидит, полузакрыв глаза, с трубкой в руке, миссис Раджат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58