Ему на поддержку он выдвинул 3-й корпус маршала Нея, а вскоре и 8-й корпус Жюно. Позади трех пехотных корпусов Наполеон выстроил три кавалерийских корпуса – Нансути, у Монбрюна и Латур-Мобура. Против километровой полосы он сосредоточивал все новые и новые войска, удвоил артиллерию, подготавливал тот страшный удар, который должен был протаранить левое крыло русской армии и положить начало ее разгрому.Багратион видел, как у высот Шевардина сгущается эта грозная масса войск и опасность становится все более явной и близкой. На помощь сводной гренадерской дивизии Воронцова, оборонявшей флеши, Багратион вызвал 27-ю дивизию Неверовского, приказал Тучкову передать ему 3-ю дивизию Коновницына, выдвинув всю свою артиллерию. Он сообщил Барклаю-де-Толли и донес Кутузову о нависшей над флешами опасности.Главный удар Наполеона, решающее направление его атак определилось, и сообразно его движениям Кутузов начал переводить силы с правого фланга к левому. К флешам были двинуты 2-й пехотный корпус, из резерва брошены полки Измайловский, Литовский, Финляндский, три полка кирасир, сводные гвардейские батальоны и роты гвардейской артиллерии. Барклай передвинул к флешам часть войск центра.Но силы эти были еще на пути к флешам, когда, подготовленные сильнейшим огнем артиллерии, на флеши одна за другой обрушились атаки корпусов французской армии.Удар опять приняла сводная гренадерская дивизия и почти вся «исчезла не с поля боя, а на поле боя», как писал ее командир. И опять 27-я дивизия Неверовского штыковой контратакой выбила части корпуса Нея, занявшие флеши.Третья атака была отбита.Но тут же дивизию Неверовского атаковали и начали теснить Мюрат и Даву, оставшийся в строю, несмотря на контузию. На помощь Неверовскому бросились кирасиры и драгуны и отчаянной атакой отбросили и погнали французов. Мюрат удерживал бегущих. Он остановил командира одной из бригад, тот указал на флеши, где полегла половина его бригады, и крикнул, что не может оставаться в этом аду.– Я-то ведь здесь остаюсь, – ответил ему Мюрат. Он обнажил шпагу и, задержав бегущих, бросил их в четвертую атаку, и снова французы ворвались на флеши. Им ударила во фланг 3-я дивизия Коновницына, четвертая атака французов была отбита, и любимец Наполеона маршал Мюрат сам едва не попал в плен.Уже не 100 орудий со стороны Наполеона и не 50 со стороны Багратиона, а 400 французских и 300 русских пушек открыли ураганный огонь у Семеновских флешей, и в жестокой схватке сошлись 35 тысяч французских и 18 тысяч русских солдат.Одновременно войска Богарнэ начали атаку Курганной батареи. Но и здесь первая атака была отбита. Быстро восстановив порядок и подготовив вторую атаку, Богарнэ бросил бригаду Бонами опять на батарею. На этот раз атака удалась. Французы овладели центральной батареей, 1-я и 2-я русские армии были разобщены.Проезжавший позади батареи начальник штаба 1-й армии Ермолов, посланный Кутузовым осмотреть поле сражения и ободрить войска, мгновенно оценил обстановку, понял опасность катастрофы и, собрав ближайшие батальоны Уфимского полка, скомандовав сопровождавшей его конной артиллерии открыть огонь, бросился в контратаку.Увлеченные примером солдат Уфимского полка, на врага устремились егерские полки, гусары, даже раненые поднимались и шли в контратаку, охваченные общим порывом.– Братцы!.. Батарея – Россия, отстоим ее грудью! – кричал солдатам начальник штаба корпуса Монахтин.Солдаты ворвались на батарею. Генерал Бонами был взят в плен русским фельдфебелем. Французы бежали. Сила натиска была так велика, что русских солдат, преследующих противника, нельзя было остановить. Пришлось послать казаков, чтобы они обогнали и вернули героическую русскую пехоту.С кургана опять заговорила русская артиллерия.Наполеон ждал вестей от Понятовского, думал, что его атака удастся и изменит обстановку в центре. Он знал, что Понятовский ждет из его рук польскую корону, надеется найти ее здесь, в этом бою, и поэтому отчаянно дерется с Тучковым. Но Тучков не сдавался. Выведенный Беннигсеном из засады на открытую высоту Утицкого кургана, лишенный возможности внезапно ударить во фланг Понятовскому, Тучков принял фронтальный бой, и все усилия Понятовского оказались напрасными.Победы не было ни на батарее Раевского, ни на флешах, ни на Утицком кургане.Близился полдень. Тучи пыли и дыма закрывали солнце, высоко поднимавшееся над полем. Пыль и дым застилали флеши и батареи.По полю двигались массы людей то стройными колоннами, то четкими квадратными каре; вдруг, рассыпавшись беспорядочными толпами, они бежали обратно, падали убитые и раненые, носились потерявшие седоков кони. Потом вновь строились колонны и каре; приливы и отливы людских лавин чередовались один за другим, час за часом. Остатки разбитых полков отходили в тыл, на смену двигались новые, вступали в штыковой бой, опять разбегались, и опять начинался грозный артиллерийский поединок. Это было самое кровавое сражение со времени изобретения пороха. За десять часов русская и французская армии потеряли убитыми и ранеными почти 100 тысяч человек. Сами участники назвали это сражение битвой гигантов. Бой шел не утихая, и никто не мог сказать, когда он кончится.На десятки верст вокруг разносился гул артиллерийской канонады, дрожал воздух. Могучее эхо отдавалось и таяло в лесах, плыло долинами рек, и крестьяне, покинув избы, в тревожном ожидании прислушивались к звукам далекого сражения, решавшего судьбу их родины.Молчаливый и угрюмый сидел в эти часы Наполеон на командном пункте у Шевардинского кургана, почти не вмешиваясь в ход боя. Окружавшая его свита не узнавала своего императора.На другом конце поля, на командном пункте у Горицкой высоты, сидел Кутузов. И если бы рука Кутузова не помахивала плетью, если бы он время от времени не принимался рукояткой чертить на песке узоры, генералы и адъютанты, окружавшие полководца, решили бы, что он спит.Толстый, с шарфом через плечо, в белой приплюснутой фуражке на большой седой голове, к которой дважды прикасалась смерть, бесстрастный, молчаливый, но властный, грузно сидел он на деревянной лавке.Немало нашлось современников, и особенно историков, которые осудили обоих полководцев за их якобы безучастность и пассивность в Бородинском сражении.Но между двумя великими полководцами в эти часы шла титаническая борьба. Только вглядываясь в то, что происходило на поле боя, вдумываясь в значение битвы, в историю всей войны, можно было понять, какого напряжения стоила эта кажущаяся безучастность, это молчаливое раздумье, в которое погрузились и Наполеон и Кутузов.Бородинская битва развернулась и протекала как простое фронтальное столкновение. На Бородинском поле сразились две равные по силам армии, талантливо управляемые своими полководцами. И оба полководца почувствовали, что силы их равны. Каждый из них знал, что, если он сманеврирует, неожиданным ловким ударом дополнит усилие, направленное против другого, он, может быть, победит.Но каждый знал также, что, если он отвлечет хоть каплю сил на этот маневр, он ослабит себя и будет побежден, прежде чем маневр достигнет своей цели, или что неудача маневра приведет сама по себе к непоправимой катастрофе.Наполеон отлично понимал, что, прорывая левое крыло русской армии, он, может быть, ее обойдет и зажмет в мешок между реками Колочей и Москвой, но для этого нужно обходить большими силами, ослабив свой центр. Русские не такой пассивный противник, как пруссаки или австрийцы, они сами могут перейти в наступление и разгромить его армию. Поэтому в обход он послал только один корпус Понятовского, решив простым фронтальным ударом, использовав мощь артиллерии, разгромить подавляющими силами левое крыло русской армии и уже потом обходить ее главные силы.Но первые те часы битвы показали, что она принимает затяжной характер, и даже в полдень, после стольких атак, после долгих часов борьбы, Наполеон не мог ответить себе, когда же кончится бой и скольких новых усилий он потребует.Кутузов тоже понимал, что он, маневрируя против обоих флангов французской армии, может быть, и добьется успеха, но прежде, чем этот успех наступит, Наполеон прорвет центр его армии, и потому Кутузов ограничился действиями на своем правом фланге кавалерией Уварова и Платова, а на левом фланге – одним корпусом Тучкова.Кутузов или Наполеон могли бросить на этот решающий маневр силы, если бы один из них имел огромный численный перевес войск. Но этого не было: в начале сражения против 135 тысяч французов у Кутузова было 120 тысяч солдат. Один мог пойти на маневр, если бы другой был пассивен, нестоек. Но оба полководца стоили друг друга. Они могли бы пойти на риск маневра, но это было не Прейсиш-Эйлау, даже не Аустерлиц. В этом сражении решались судьбы стран и народов все было поставлено на карту. Наконец маневр был бы возможен, если бы до него противник был потрясен, расстроен, истощен. И Кутузов стремился истощить противника, чтобы нанести ему сокрушающий контрудар.Они спокойно сидели – два полководца, разгадавшие друг друга, сторожившие каждое движение друг друга, отказавшиеся от рискованных действий. Они были пассивны и даже беспомощны не потому, что у одного, как изображал Лев Толстой, якобы был жестокий насморк, а другой был старчески слаб, и не потому, что один не был гениальным, а другой понимал, что полководец вообще не в силах управлять сражением. Они руководили прямой фронтальной борьбой и не предпринимали новых действий только потому, что оба уже сделали невероятные усилия, оба верили, что эти усилия принесут успех, и ждали результатов, направляя действия своих войск, к которым перешло решение Бородинской битвы.Кутузов перевел к левому флангу все свободные силы правого фланга, бросил войска своего резерва и часть сил центра, пошел на короткий маневр на своем правом фланге, чтобы облегчить положение на флешах, и ждал результатов этих мероприятий.Он, казалось, бесстрастно слушал грохот боя и приказывал, соглашался или не соглашался на те или иные движения войск, но он не был равнодушен. Он оставил правительство и царя в невероятной тревоге. В случае поражения царь, конечно, немедленно с позором прогонит его, свалит всю вину на него, сменит Беннигсеном, которого царь посадил рядом с ним и который только и ждет провала Кутузова. Тогда ему, старому полководцу, останется опозоренному уйти в могилу. Но это не спасет Россию – Наполеон станет хозяином в русской стране.Как никто в армии, никто в России понимал Кутузов, что значит победа или поражение в Бородинском сражении. Страна только от него, своего любимого генерала, ждала ответа за исход боя, за исход войны, и он не мог быть и не был равнодушен к судьбам своей армии, Москвы, России, он не мог быть и не был безучастен к делу своей жизни.Внешне он был спокоен, потому что умел сохранять самообладание в самые критические минуты боя и верил в силу русских солдат, защищавших родную землю. Он верил в силу Петра Багратиона, руководившего обороной флешей. Тот же Багратион, который в невероятно тяжелых условиях сдержал под Шенграбеном маршалов Ланна, Сульта, Мюрата, теперь вот уже полдня отражает атаки «храбрейшего из храбрых» маршала Нея, того же Мюрата и настойчивого Даву, не отдав им пока ни пяди земли. Кутузов был спокоен, зная, что и Барклай-де-Толли не отступит, и хотя для Богарнэ «сама мысль потерпеть неудачу была невыносимой», вот уже две его атаки на Курганную батарею были отбиты, и батарея продолжает обстреливать французские войска.Против Понятовского у деревни Утицы действовал Тучков, покинувший ноле боя только после тяжелой раны, – брат Тучкова, погибшего в тот же день на флешах со знаменем в руках.Мюрат, обнажив шпагу, не покидал поля боя, но и Милорадович не выезжал из-под пуль и даже завтракать сел в районе батареи, там, где скрещивался огонь наибольшей силы.– Живым или мертвым, но я буду там! – вскричал Коленкур, получив приказ взять Курганную батарею. Он сдержал свое слово, но погиб на кургане, там же, где без эффектных слов погиб и Кутайсов, двадцативосьмилетний начальник артиллерии русской армии, бросившийся вместе с героем Ермоловым в контратаку.Невиданную храбрость проявили Раевский, Дохтуров, Коновницын, Неверовский, Лихачев – славная плеяда героев, учеников Суворова, соратников Кутузова.47 французских и 23 русских генерала погибли и были ранены в этой битве, и Кутузов знал, что русские генералы не уступят противнику боевой чести.Кутузов был спокоен главным образом и потому, что решение войны перешло в руки солдат, овеянных великой славой замечательных побед, сынов русского народа, отстаивавшего свою землю. Геройски боролись не только полки и дивизии, солдаты которых прошли боевой путь с Кутузовым, но геройски дрались и только что сформированные части. Ярким примером является 27-я дивизия Неверовского. Ее сформировали в дни войны. Она состояла из крестьян, взятых прямо из деревень, наспех обученных. Дивизии пришлось контратакой спасать гренадер Воронцова, погибавших под ударами французских корпусов; она столкнулась с дивизиями Даву, Нея. Армия Кутузова, защищавшая Россию на Бородинском поле, была действительно армией героев – так ее называли не только друзья, но и враги.«Они умирают там, где начальник им приказал умереть», «Они предпочитают смерть плену», – писали французы.«Преданность генералов, непоколебимая храбрость солдат спасла Россию. Другие войска были бы разбиты и, может быть, уничтожены задолго до полудня», – писал французский историк Пелле.Кутузов не суетился, не дергал командующих армиями и всем своим видом как бы говорил своему штабу: «Вы видите, несмотря на все тяжелые события и ужасы, о которых мы мне докладываете, все идет, как я и предвидел».В этой борьбе воля Наполеона впервые сдала, поколебалась. Он тоже не был пассивен, и гений его не померк. Впервые в истории войн Наполеон стал создавать массирование артиллерийского огня. Ряд сражений выиграл он, разрушая артиллерийским огнем боевой порядок противника и сокрушая его ударами также массированной живой силы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31