Она лихорадочно оделась и, ни слова не говоря, выбежала из квартиры.
Я вернулась к отцу. Он сидел униженный и подавленный, стараясь не смотреть
мне в глаза. Я смазала царапины на лице йодом и прижала его к себе, с
трудом сдерживая себя, чтобы не посмотреть на его могучий член, который еще
торчал вверх, как обелиск. Я была так возбуждена, что боялась наделать
глупостей. Поэтому, закончив свое дело, я пожелала спокойной ночи и
торопливо ушла в свою комнату.
Лежа в постели я с ужасом подумала о том, что глядя на женщину,
лежащую на полу перед отцом, хотела быть на ее месте. Какое кощунство!
какие ужасные мысли. Но как я не пыталась отогнать эти мысли, они все
больше и больше одолевали меня. Я вспомнила, что когда хлестнула женщину по
щекам, а потом выпроваживая ее из гостинной, мой халат распахнулся и отец
мог видеть меня голую. Очень жалко, что он не видел меня. Нужно было
распахнуть халат и обратить на себя внимание. Мне уже 15 лет, у меня
красивая грудь, стройные ноги, подтянутый живот. На будущий год я смогу
учавствовать в конкурсе красоты.
- О чем я думаю. Какой позор. Это же отец. Мое существо ленивое и
флегматичное не привыкло к таким переживаниям. Я скоро устала и заснула.
Утром, вспомнив порочные мысли, я уже не ужаснулась им, они прижились и
стали обычными и даже скучными. Ведь это только мысли.
Отец ушел на работу раньше обычного и я завтракала одна. Фрау Нильсон
ни одним жестом не выразила своего отношения к ночному происшествию, хотя я
точно знаю, что она все слышала.
До обеда я пролежала в гостинной на диване ничего не делая и ни о чем
не думая. От скуки разболелась голова. Перед обедом я решила прогуляться.
Возле нашего дома был бар с автоматом-проигрывателем. Там можно было
потанцевать. В баре было пусто, только несколько юнцов, лет 17-18 и две
высокие худые девушки в брюках, стояли кучкой у окна, изредка
перебрасываясь словами. Денег для автомата у них не было. И они ждали,
когда придет кто-нибудь из посетителей. Я попросила бутылку пива, бросила
крону в автомат и села у стойки наблюдать за танцами.
Как только заиграла музыка, они схватили девчонок и стали танцевать.
Это было сделано с такой поспешностью, что можно было подумать, пропусти
они такт их хватит удар. Я допила бутылку пива и сидела у стойки просто
так.
Один из юнцов дернул меня за руку, молча вытащил на середину зала и мы
стали танцевать. Когда пластинка кончилась, я снова опустила крону. Теперь
меня взял другой парень. Потом третий. Так я протанцевала со всеми парнями.
Когда я стала уходить, один парень пошел за мной, вся компания двинулась за
нами.
- Где ты живешь? спросил он, оглядывая меня с ног до головы.
- Вот в этом доме. . .
- Мы пойдем к тебе, заявил он таким тоном, будто все зависело от него.
Я промолчала. Когда мы поднимались по лестнице, откуда-то донеслись звуки
музыки. Одна девица с парнем стали танцевать. . . Но мы уже пришли. в моей
комнате они чувствовали себя как дома, а со мной обращались как со старой
знакомой. Их наглость мне импонировала. Я все воспринимала как должное.
Один из юношей куда-то ушел и вернулся с бутылкой виски. Другой включил
магнитофон. Мебель торопливо раздвинули по углам и начали танцевать. Юношу,
который первым пошел за мной, звали надсмотрщик. Ему все подчинялись
безмолвно. У него было продолговатое холеное лицо и голубые глаза. Второго
молодца в черном свитере звали верзила. Он все время щурил глаза и скалил
зубы. Голос у него был тихий и хриплый, в нем все время чувствовалась
какая-то угроза. У девочек тоже были прозвища. Самую старую звали
художница. Она была красива, хорошо сложена, но очень высокая. Она была в
брюках и блузке. Красивую кривоножку звали разбойница. Она много пила и
вела себя очень развязно. Все мальчики ее целовали и она, целуясь,
дергалась всем телом, прижимаясь к партнеру. Ей так насосали губы, что они
распухли и стали ярко красными. Одна все время сидела на одном месте. Эта
третья девочка совсем мало пила, танцевала нехотя, лениво, стараясь как
можно скорее куда-нибудь пристроиться сесть. Ее, в общем-то простенькое
личико украшали пышные черные волосы и красивые алые губы. На правой руке,
выше локтя, была вытатуирована красная роза с длинными синими шипами на
стеблях. Она была одета в простенькое серое платье, из-под которого торчали
сборки нижней юбки. У нее были красивые ноги и высокая грудь. Эту девушку
звали смертное ложе. Мне тоже вскоре придумали название - щенок.
В 6 часов вечера надсмотрщик выключил магнитофон и пошел к выходу. Все
потянулись за ним, только смертное ложе осталась сидеть в моей комнате. Я
вышла с ребятами на улицу. Надсмотрщик привел нас к какому-то особняку и,
прежде чем позвонить, пальцем позвал меня.
- Пойдешь? Я кивнула головой.
- Дай нам денег.
У меня осталось 85 крон из 100, полученных вечером в банке, и я все
отдала надсмотрщику. Он пересчитал деньги и сунул их к себе в карман.
Разбойница подошла ко мне и спросила:
- Ты знаешь куда идешь?
- Нет, ответила я таким безразличным тоном, что та сразу прекратила
распросы.
Калитку открыли. Мы прошли через сад к дому. В прихожей нас встретил
какой-то старик, сморщенный и горбатый. Окинув взглядом всю компанию, он
вдруг обратился к надсмотрщику:
- Сколько раз говорить, чтобы ты не водил новеньких сразу сюда.
Надсмотрщик вынул деньги и молча сунул старику в руку.
- Сколько?
- Восемьдесят крон.
- За тобой еще 120.
- Знаю.
Старик провел нас в небольшую комнату, задрапированную по стенам
малиновым бархатом и вышел. Никакой мебели в комнате не было. Все сели на
пол, устланный толстым пушистым ковром. Потолок в комнате был обит красным
шелком. На стенах висели бра, испускавшие неяркий матовый свет.
Все сидели чего-то ожидая. Вдруг в комнату вошла красивая
светловолосая женщина. Она была одета в роскошное платье, переливающееся
алым и фиолетовым цветом. В руках у нее была небольшая белая коробочка.
- Сколько вас? спросила она, обращаясь к надсмотрщику.
- Восемь человек.
- Одна у нас новенькая, ей только одну таблетку.
Женщина открыла коробочку и стала раздавать по две таблетки. мне она
дала таблетку последней.
- Тебе нужна вода или так проглотишь? спросила она,
наклонившись ко мне, я могу принести.
- Не надо, я так проглочу.
Пока я разговаривала с женщиной, ребята уже проглотили таблетки и
улеглись на спину, закрыв глаза. Я тоже проглотила таблетку и легла как
все. Через несколько минут я почувствовала, как какая-то сила подхватила
меня и стремительно понесла вверх" Я почувствовала себя легко и свободно.
На душе стало радостно, захотелось петь, плевать, кричать до сумашествия.
Кто-то тронул мою ляжку и стал гладить по животу. От этого прикосновения
меня прошиб сладостный озноб, губы в промежности стали влажными. В этот
момент послышалась музыка. Кто-то заразительно смеялся. Я открыла глаза.
Комната преобразилась, она была огромна, вся сияла, переливаясь
разноцветными бликами. Все мелькало и крутилось у меня перед глазами с
непостижимой быстротой. Вдруг я заметила, что художница лежит без брюк и
лукавый расстегивает ей трусы. Ее длинные ноги были все время в
увлажнениях. Разбойница, наклонившись над спесивым сосет его член,
надсмотршик, стоя совершенно голым, задрал ее платье и, отодвинув в сторону
нейлоновые трусики, всавил член в ее письку. Я успела заметить, что лукавый
снял трусы с художницы и они с криком и стоном соединились.
В это время меня кто-то потянул за руку. Совсем рядом со мной лежала
обнаженная женщина, принесшая нам таблетки. Ее глаза обжигали меня
похотливым огнем. Она дотянулась до ворота моего платья и с силой рванула
его. Платье разлетелось до пояса. Мне это понравилось и я стала рвать на
себе платье и белье до тех пор, пока не порвались в сплошные клочья. Я
осталась в бюстгалтере и нейлоновых трусах, женщина просунула мне под трусы
руку и стала пальцем искусно тереть мне клитор. Чтобы ей помочь, я
разорвала на себе трусы, женщина подтянула меня к себе и, вывернув мою
грудь из-под бюсгалтера, стала нежно целовать и покусывать ее. Я
затрепетала в конвульсиях пароксизма. Не помню, как я оказалась под этой
женщиной. Я помню, что ее пылающее лицо было между моих ног, а ее губы и
язык во мне.
Потом кто-то столкнул с меня женщину. Обернувшись, я увидела, что на
нее лег надсмотрщик. Ко мне подбежал спесивый. Ни слова не говоря, он
обхватил меня за талию и повалил на пол. Я почувствовала, как его упругий
член уперся мне в живот. Он никак не мог попасть в меня, хотя я сгорала от
нетерпения. Наконец головка его члена у самого входа. Он дергался, тыкался
в ляжки. Я безумствую. наконец, не выдержав этой пытки, ловлю его член, и
свободной рукой направляю точно в цель. Удар! короткая острая боль и
чувствую, как что-то живое и твердое бьется в моем теле. Наконец-то! О, миг
давно желанный. Спесивый прижал своими руками ноги и, приподнявшись,
сильными движениями тела вонзил в меня свой член. И я вся ушла в сладкое
ощущение совокупления. Наслаждение растет быстро и ему, кажется, не будет
предела. И вдруг меня пронзило такое острое ощущение радости, такой
упоительный восторг, что я невольно вскрикнула и начала метаться. На
несколько минут я впала в приятное забытье.
Меня кто-то целует, тискает груди, но я не могу пошевелить пальцем.
Постепенно силы возвращаются ко мне. Открываю глаза и вижу как художница,
усевшись верхом на лукавого, неистово двигает своим задом. Около меня
оказывается верзила. Он еще ничего не может сделать. Его член, только что
вынутый из разбойницы, повис. Постепенно я приспосабливаюсь и дело
налаживается. Его большой член увеличивается и твердеет. Когда член
распускается и становится длинным, я выпускаю его изо рта и ложусь на
спину. Верзила не вынимает свой член из меня, как это делал спесивый. После
этого он сунул свой член в мое влагалище и стал слегка двигать внутри,
заставляя меня содрогаться от удовольствия. Мне удалось кончить два раза
подряд ощущение становится не таким острым, как в первый раз, но более
глубоким и продолжительным.
Возбуждение, вызваное таблетками, прошло внезапно. Первая очнулась я,
как раз в тот момент, когда сосала член злого. Все сразу уменьшилось,
поблекло, стало будничным и скучным. Я все еще двигала губами и языком, но
такого сладостного чувства, которое меня захватило недавно, теперь не
стало. Я вынула член изо рта и в изнемождении рухнула на пол. Я
чувствовала, как злой лег на меня, сунул свой член в мое влагалище и стал
торопливо двигать им. Мне это не доставило никакого удовольствия, но у меня
не было сил сопротивляться. Злой скоро кончил и лег рядом со мной.
Я первой пришла в себя после прострации, вызванной сильным
возбуждением. Немного болела голова и слегка подташнивало. Все вокруг
лежали бледные и обессиленные. У художницы на животе был огромный синяк от
поцелуев. Спесивый лежал между ног разбойницы, положив голову на лобок.
Губы разбойницы были в крови. Метрах в двух от меня распластался на спине
надсмотрщик и красивая женщина страстно сосала его поникший член. На меня
она не обратила никакого внимания. Я хорошо помнила, что разорвала свою
одежду, но не могла понять, почему я это сделала.
Домой я попала в 12 часов в чужом платье, разбитая и голодная. Наскоро
поела и легла спать. С этого времени я уже целиком принадлежала банде и
безропотно подчинялась ее бесшабашным законам. Нас накрепко связала скука,
с которой никто из нас в одиночку бороться не мог. Я научилась пить виски,
почти не пьянея. Каждую неделю мы ходили к горбуну побезумствовать в
наркотическом бреду. Шло время. Я взрослела. Теперь я нисколько не походила
на того щенка, который впервые слепо и бездумно сунулся в пасть к дьяволу.
В 17 лет я выглядела вполне оформившейся женщиной с высокой грудью и
широкими бедрами.
Секс стал существом нашей жизни. Все, что мы делали, о чем бы мы не
говорили, все, в конце концов, сводилось к этому. Мы презирали все, что
выдумали люди, чтобы сковать свободу сексуальных отношений. Мы с особым
удовольствием делали то, что считалось непристойным и даже вредным. У нас
процветали лесбос, минет, гомосексуализм, сношения через анус, анонизм в
одиночку и в компании. Некоторые не выдерживали их отправляли в
психиатрическую больницу, но потом все они снова возвращались к нам. Мы все
переболели гонореей и даже гордились этим.
Однажды утром, когда я еще лежала, ко мне зашли надсмотрщик и
спесивый. Ночь они провели впустую и были изрядно пьяны и раздосадованы.
Двух девиц, которых они сагитировали, отбили какие-то парни. Я встала голая
и стала открывать нижний ящик стола, где хранились запасы вина. Со сна я
никак не могла попасть в замочную скважину и долго возилась над ним низко
нагнувшись. Мой вид возбудил ребят и надсмотрщик, сбросив штаны, подошел ко
мне. Он вставил сзади свой член и, нагнувшись, взял ключ у меня. Открыв
стол, он взял бутылку виски, вскрыл зубами и подал спесивому. Тот налил
виски в бокал и подал нам. Спесивый не выдержал и стал впихивать свой член
ко мне в рот. Сосать его было не удобно. Все время он вываливался изо рта.
Так продолжалось минут 20. Спесивый нервничал. Он выпрямился. Член его
выпал и поник. Он подошел к столу и, налив себе виски, выпил.
- Ты чего? - угрожающе спросил надсмотрщик, вплотную приближаясь к
нему.
- Давай вместе, обиженно сказал спесивый. Надсмотрщик повернулся ко
мне, окинул меня пытливым взглядом и лег поперек кровати на спину, опустив
ноги на пол.
- Иди сюда, - позвал он меня. Спесивый начал снимать штаны. Я подошла
к надсмотрщику и села на него верхом. Он вставил в меня свой член и положил
на себя, раздвинув ноги. Сзади подошел спесивый. Он воткнул в меня свой
палец и долго двигал им то вперед, то назад, будто испытывая меня.
1 2 3